Cogito, ergo sum

Постановка «я могу» приводит к положительному результату, постановка «я не могу» не приводит ни к какому результату. (с) Сартр

Хoтел бы я нaучить тeбя вмeсто: «Ох, кaк всe плoхо!» — думать: «Надо же, как интересно»

L'homme est d'abord ce qui se jette vers un avenir, et ce qui est conscient de se projeter dans l'avenir.

«Я — маленький хозяин… Очень хорошо! Но от меня кормится сотня рабочих, вместе с их семьями. Если у меня идут хорошо дела — они первые от этого выигрывают, но если я вынужден закрыть завод — вуаля: они на улице. Я не имею права, — сказал он, подчеркивая каждое слово, — плохо вести дела. Вот это, по-моему, и есть «классовая солидарность».»

«Я знаю боль. Сначала тебе кажется, что сможешь вынести её, а на деле оказывается, что не можешь. И когда это происходит, ты либо находишь причины жить дальше, либо... Итак, когда вы перестанете испытывать боль, у вас появится желание жить.»

You don’t like it, there are exits on every floor.

Боль всегда идет рядом с любовью. Невозможно любить и не делить с любимым его проблемы, его страхи.

…какой бы ущерб ни нанесла тебе жизнь, она перестроится и воздаст тебе за твою потерю, иногда самым чудесным образом.

Друг становится свидетелем и тягостной череды твоих неудач, и долгих приступов скуки, и редких успехов. Дружба — это чувство, которое дает тебе почетное право видеть, как другого человека охватывает самое черное отчаяние, и знать, что ты тоже можешь впасть в отчаяние при нем.

Верить в прежние истины всегда проще, чем изменить свои взгляды.

прежние времена — более строгие, отрезвляющие (но от которых в результате было куда больше толку) — все было гораздо проще: ты завязывал со всем в сорок, или после свадьбы, или когда появлялись дети, или через пять, через десять или пятнадцать лет. Тогда ты устраивался на настоящую работу, а все твои мечты об актерской карьере тускнели и становились историей, растворяясь в ней так же незаметно, как кубик льда в горячей ванне. Но сейчас настала эра самореализации, сейчас довольствоваться тем, к чему душа изначально как-то не лежала, — мелко и слабохарактерно. Теперь в том, чтобы покориться судьбе, нет ничего достойного, теперь это считается трусостью.

Не понимал Энди только одного — что он оптимист. Из месяца в месяц, из недели в неделю он всякий раз делал один и тот же выбор: открыть глаза, прожить в этом мире еще один день. Этот выбор он делал, даже когда ему было так плохо, что казалось, будто боль переносит его в другое измерение, где все, даже прошлое, которое он всеми силами старался позабыть, сливалось в одну водянистую акварельную серость.

люди, которые работают на государство, и люди, которые на него не работают, едины в своем желании никогда не встречаться друг с другом: они не хотят видеть нас, а мы не хотим видеть их.