микробиолог

качели

Понимаешь, трудно говорить мне с тобой: в целом городе у вас - ни снежинки. В белых фартучках школьницы идут гурьбой, и цветы продаются на Дзержинке. Там у вас -деревья в листве... А у нас, - за версту, наверное, слышно, - будто кожа новая, поскрипывает наст, а в субботу будет кросс лыжный... Письма очень долго идут. Не сердись. Почту обвинять не годится... Рассказали мне: жил один влюбленный радист до войны на острове Диксон. Рассказали мне: был он не слишком смел и любви привык сторониться. А когда пришла она, никак не умел с девушкой-радисткой объясниться... Но однажды в вихре приказов и смет, график передачи ломая, выбил он: "ЦЕЛУЮ!" И принял в ответ: "Что передаешь? Не понимаю..." Предпоследним словом себя обозвав, парень объясненья не бросил. Поцелуй восьмерками зашифровав, он отстукал "ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ!" Разговор дальнейший был полон огня: "Милая, пойми человека! ("Восемьдесят восемь!") Как слышно меня? ("Восемьдесят восемь!") Проверка". Он выстукивал восьмерки упорно и зло. Днем и ночью. В зиму и в осень. Он выстукивал, пока в ответ не пришло: "Понимаю, восемьдесят восемь!.." Я не знаю, может, все было не так. Может - более обыденно, пресно... Только верю твердо: жил такой чудак! Мне в другое верить неинтересно... Вот и я молчание не в силах терпеть! И в холодную небесную просинь сердцем выстукиваю тебе: "Милая! Восемьдесят восемь!.." Слышишь? Эту цифру я молнией шлю. Мчать ей через горы и реки... Восемьдесят восемь! Очень люблю. Восемьдесят восемь! Навеки.