— Почему все люди не могут просто быть счастливы, Рудольф? — шепчет она.

— Этого я не знаю. Может быть, потому, что тогда Господу Богу было бы скучно.

— Нет, — торопливо отвечает она. — Не поэтому.

— А почему же?

— Потому что он боится.

— Боится? Чего же?

— Если бы все были счастливы, никакой Бог не был бы нужен.

----------------------------------------------------------------------

— Вероятно, все мы боимся, как бы не наговорить громких слов. С их помощью люди так нестерпимо много налгали. Может быть, мы боимся и наших чувств. Мы уже не доверяем им.

----------------------------------------------------------------------

А меня ты боишься? — шепчет Изабелла.

Нет, отвечаю я про себя и качаю головой; ты единственный человек, которого я не боюсь. И слов с тобой не боюсь. Для тебя они никогда не могут быть слишком пышными или смешными. Ты всегда понимаешь их, ибо до сих пор живешь в таком мире, где слова и чувства, ложь и видения — одно.

— Почему же ты молчишь? — спрашивает Изабелла.

Я пожимаю плечами.

— Иногда трудно что-нибудь сказать, Изабелла. И дать свободу тоже трудно.

— Кому дать свободу?

— Самому себе. Многое в нас противится этому.

— Нож не может сам себя порезать, Рудольф. Отчего же ты боишься?

— Не знаю, Изабелла.

— Не жди слишком долго, любимый, иначе будет поздно. Слова нужны… — бормочет она.

Я не отвечаю.

— Чтобы бороться со страхом, Рудольф, — продолжает она. — Они светочи. Они помогают. Видишь, каким серым становится все вокруг? Кровь теперь уже ни у кого не красная. Отчего ты мне не поможешь