Тогда-то и заговорили о советской ментальности. Пугин признался,
что в былые дни обладал ею и сам, но начисто утратил ее, несколько лет
проработав таксистом в Нью-Йорке. Соленые ветра Брайтон-Бич выдули из
его головы затхлые советские конструкции и заразили неудержимой тягой
к успеху.
- В Нью-Йорке особенно остро понимаешь, - сказал он Татарскому за
водочкой, к которой перешли после чая, - что можно провести всю жизнь
на какой-нибудь маленькой вонючей кухне, глядя в обосранный грязный
двор и жуя дрянную котлету. Будешь вот так стоять у окна, глядеть на
это говно и помойки, а жизнь незаметно пройдет.
- Интересно, - задумчиво отозвался Татарский, - а зачем для этого
ехать в Нью-Йорк? Разве...
- А потому что в Нью-Йорке это понимаешь, а в Москве нет, - перебил
Пугин. - Правильно, здесь этих вонючих кухонь и обосранных дворов
гораздо больше. Но здесь ты ни за что не поймешь, что среди них
пройдет вся твоя жизнь. До тех пор, пока она действительно не пройдет.
И в этом, кстати, одна из главных особенностей советской
ментальности.