Я тщательно брился, причесывался, как все нищие. В библиотеках я читал научные книги, писал стихи, читал их соседям по комнатам, пили зеленое, как газовый свет, вино, пели фальшивыми голосами с нескрываемой болью русские песни. Я сутулился, и вся моя внешность несла выражение какой-то трансцендентальной униженности. Волоча ноги, я ушел от родных, я ушел от Бога, от достоинства, от свободы. Я редко мылся и любил спать, не раздеваясь. Я жил в сумерках. В сумерках я просыпался на чужой перемятой кровати. Пил воду из стакана, пахнувшего мылом, долго смотрел на улицу, затягиваясь окурком. Потом я одевался и тщательно расчесывал пробор – особое кокетство нищих, пытающихся показать этим и другими жалкими жестами, что ничего не случилось. "Из дневника Поплавского", 1926

«Мудрецы всегда жили проще и скуднее чем бедняки. Нельзя быть беспристрастным наблюдателем человеческой жизни иначе как с позиций, которые мы бы назвали добровольной бедностью. Живя в роскоши, ничего не создашь, кроме предметов роскоши, будь то в сельском хозяйстве, литературе или искусстве».
«Приравнивание вещи или процесса к финансовому эквиваленту означает их вычеркивание из бытия. Если есть цена, стоимость, значит, содержание вытеснено» (А. Дугин).